Политическому влиянию экофеминизма мешает тот факт, что нередко его по-прежнему устанавливают только с культурно-религиозными основаниями, а, следовательно, в его адрес направляют упрёки в сущности, романтизме и политической наивности.
Экофеминизм порой рассматривается как утверждение биологически предопределенного единства между женщинами и природным миром, которое противопоставляется миру мужчин. Критики утверждают, что такая перспектива является реакционной. Она представляет ложно обобщенный образ «женщины», который отвергает различия и неравенство между женщинами и мужчинам. Хотя все женщины имеют общие черты, свидетельствующие об их подчиненном положении в обществе (зависимость, подчиненность, домашний труд, угнетение), они также разделены между собой, потому что одновременно соединены в различные структуры угнетенных и угнетателей.
Некоторые аспекты культурно-религиозного экофеминизма, конечно, заслуживают критики за романтизацию женской телесности, женского опыта, женской истории. Однако не стоит отрицать его стремления объяснить проблемы женской идентичности, которое в большей мере разрушало старые гендерные стереотипы, чем либеральный феминизм. Спиритуалистический экофеминизм, вырастая из радикального культурного феминизма, по-своему создавал возможности для налаживания связей между западными и незападными, цветными и белыми женщинами. Барабара Эпштейн подчеркивает, что развитие духовности в рамках экофеминизма является позитивной тенденцией, и оно будет способствовать созданию тесных связей между разными женщинами.
Барабара Эпштейн
По убеждению британской экофеминистки Мэри Мэллор, важно не допустить, чтобы довольно реалистическая и аргументированная критика различных версий экофеминизма затушевала комплексность предлагаемых им аргументов. Сходств между разновидностями экофеминизма больше, чем расхождений. Последние часто предстают исключительно как риторические расхождения. Цель экофеминизма не в том, чтобы изменить сознание, переписать теологию, пересказать историю. Культура и сознание сами являются только реализацией последствий социальной системы, а работа сознания является вспомогательным средством борьбы за экологические изменения, соединенные в сложную систему социальных, технических, технологических и межличностных отношений.
Для экофеминисток природный мир не представляется «немым»: он не только существует, но и активно работает. Человечество может разнообразно истолковать природные феномены и реагировать на них, но не может абсолютно независимо создавать их или себя. Природный мир — это не только материальный источник, который может преображаться, или нечто, что может интерпретироваться в позитивном или объективном смысле.
По мнению Донны Хэрэуэй, люди не могут достаточно глубоко знать природы, потому что её активная динамика во многом находится за пределами человеческого осознания. Для обозначения природного мира Хэрэуэй использует метафору Койота-хитреца, у которого свое чувство юмора, и с которым человек должен учиться общаться. Знание о природном мире — «это разговор, а не открытие». Койот не только сопротивляется восторженной мистификации, он также нарушает дуализм активного и пассивного, мужского и женского, источника и потребителя, познающего и познаваемого, на которых удерживается эпистемология (от др.-греч. ἐπιστήμη — «научное знание, наука») и политика доминирования. Койот, подобно человеку, есть в одно и то же время и часть природы и творец артефактов.
Частью огромного проекта, пробивающего брешь в оппозиции «природа-культура», «мужчина-женщина» и широко обсуждаемого в рамках современного экофеминизма, является также миф о киборге, развиваемый Хэрэуэй. Трансгрессия, осуществляемая киборгом и разрушающая границы между человеком и машиной, человеком и животными, человеком и природой, мужчиной и женщиной, с одной стороны, обезнадежить поклоняющихся технологии, а с другой стороны, объединяет всех людей, способствуя возрастанию ответственности за машины, создаваемые ими.
Тенденции, просматривающиеся на пересечении эссенциалистского и социально-конструктивистского подходов к определению характера связей между женщинами и экологическими условиями, позволили Карен Варрен (1996) применить к экофеминизму метафору «квилтинга» (изделие из лоскутков). Квилтинг-экофеминизм предполагает как самоидентификацию культур в определенных природных условиях, так и диалог между ними, что способствует искоренению в современном обществе эпистемологической и практической ответственности за характер отношений между природой и обществом, мужчинами и женщинами.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
Нет комментариев